ВЕСЕЛКА

Команда Эдисона изобрела хлопкоуборочную машину, уплотнитель снега и способ использования намагниченного железа для выработки электричества. Но, пожалуй, самое известное устройство, вышедшее из этой лаборатории, — кинетоскоп, аппарат для просмотра движущихся изображений. Истории о том, как именно инженеры спроектировали этот аппарат и какую роль здесь сыграл один из ассистентов Эдисона, Уильям Кеннеди Лори Диксон, поражают воображение. Но меня, как писателя, который постоянно старается придуматьчто-то новое, больше интересовала история возникновения машины. Как Эдисону пришла в голову сама эта идея?

Я не могу припомнить ни одного случая, когда бы у меня в голове зажигалась лампочка, сопровождающая появление сногсшибательной новой идеи. Все потому, что я бездарный лузер? Может, и так. Другая версия: чаще всего моменты озарений — это всего лишь красивая легенда, имеющая мало общего с реальностью. Историки, специализирующиеся на открытиях и на изучении хода мысли изобретателей, считают, что зачастую изобретение — это медленный процесс, и появляется оно не вдруг.

В чем этот процесс состоит?

Да, совсем как в школьном тесте: Крошка относится к хлебу так же, как… щепка относится к лесу, или Лекарство относится к болезни так же, как… закон относится к анархии. Изобретательные люди, если верить теории, постоянно связывают уже известное с новыми ситуациями. Кинетоскоп Эдисона, например, своим появлением во многом обязан аналогии.

Одна из идей, предшествовавших появлению кинетоскопа, по мнению историков У. Бернарда Карлсона и Майкла Гормана, датируется февралем 1888 года, когда Эдисон отправился на лекцию неподалеку от своей лаборатории в Обществе Новой Англии (Оранж, Нью-Джерси). Лекцию читал Эдвард Мэйбридж, британский фотограф, прославившийся съемками животных в движении. «После лекции Эдисон пригласил Мэйбриджа посетить его лабораторию», — пишут Карлсон и Горман в исследовании 1990 года. Во время этого визита Мэйбридж упомянул, что помещает свои фотографии в «праксиноскоп» — вращающийся цилиндр, чтобы создать иллюзию движения. «От Мэйбриджа Эдисон узнал, что движение можно записать как последовательность фотографий», — пишут Карлсон и Горман.

Восемь месяцев спустя после встречи с Мэйбриджем Эдисон развернул эту аналогию в предварительном патенте на кинетоскоп, где писал: «Я экспериментирую с инструментом, который делает то же для глаза, что фонограф делает для уха, а именно записывает и воспроизводит объекты в движении, — с целью сделать его одновременно дешевым, полезным и удобным».

Многие другие великие мыслители тоже с большим успехом прибегали к аналогиям. Когнитивисты Кит Холиок и Пол Тагард в своей книге «Скачки сознания» описывают римского архитектора Витрувия как первого человека в истории, который использовал аналогию, чтобы развить научную теорию.

«Как волны, возникающие среди вод, так и человеческий голос, — говорит он. — Первая волна, не встречая препятствий, не останавливает вторую и третью, но все они достигают ушей зрителей как на самых высоких, так и на самых нижних рядах, не создавая эха».

Иоганн Кеплер, великий астроном конца XVI века, тоже ценил хорошую аналогию. Одна из самых известных пришла ему в голову, когда он пытался понять, почему более удаленные от Солнца планеты движутся медленнее тех, которые находятся к нему ближе. Он считал, что виной этому может быть своего рода дух, который исходит от Солнца. Но эта идея была связана с большой проблемой: как писали исследователи психологии Дедре Гентер и Артур Маркман в работе 1997 года, «для того, чтобы Солнце могло влиять на движение планет, потребовалось бы признать воздействие на расстоянии, — идея, отвратительная всякому физику».

Кеплер предположил, что как свет может невидимо преодолевать расстояние от Солнца и освещать Землю, так и сила может исходить от Солнца и влиять на движение планет.

Окей, все это значит, что в ряде случаев аналогии отлично работают. Но почему они должны вести к появлению новых идей? Согласно теории, дело в том, что в ситуации мышления при помощи аналогий требуется отход от традиционных категорий сознания. В сущности, по мнению некоторых когнитивистов, чем дальше аналогия — то есть чем сильнее разнесены уже известный опыт и новая ситуация — тем больше вероятность того, что аналогия поведет к появлению кардинально новой идеи.

Теория аналогии интуитивно кажется логичной, но эмпирических данных в ее поддержку не так уж много. Сведениями в этой области мы обязаны по большей части историкам, пристально изучающим писания знаменитостей вроде Эдисона, Витрувия и Кеплера. Но новое исследование, опубликованное в журнале «Когнитивная наука», ставит целью найти конкретные, достоверные данные по этому вопросу через пристальное изучение того, как проходят «мозговые штурмы».

В группу входили десять человек самых разных профилей: дизайнеры электроники, машин, специалисты по эргономичному и индустриальному дизайну и дизайну бизнес-консультирования. Все они вместе работали над созданием нового портативного принтера, который могли бы использовать дети.

Чан и Шунн провели пословный анализ разговоров внутри команды, отмечая, как одна мысль вела к другой. Они выяснили, что теория далеких аналогий неприменима к работе этой группы. Использование далеких аналогий (таких как сравнение искомого продукта с гаражной дверью) не давало более высокой вероятности возникновения кардинально новой идеи, чем, например, близкие аналогии или вообще их отсутствие. В сущности, далекие аналогии обычно предшествовали все возрастающим «скачкам» в мыслительном процессе.

Но это не значит, что далекие аналогии были бесполезны — совсем наоборот. Выяснилось, что они помогали дизайнерам связывать отдаленные идеи, а не перескакивать через важные концепты. Мне это ни о чем не говорило до тех пор, пока я не прочла несколько отрывков транскрипта. Вот, например, момент, где аналогия с гаражной дверью привела к аналогии с ролетными воротами, что позволило дизайнерам усовершенствовать новую идею:

Тодд: Я думаю о чем-то вроде, ну, клапана на видеокассете.

(Пауза.)

Алан: В смысле, клапана?

Тодд: Ну, такого…

Томми: Что-то вроде гаражной двери.

Тодд: Да, нажми на кнопку — и она откроется.

Томми: Ага.

Тодд: Но, может, это немного сложно.

Родни: Гаражная дверь… ну, это же может быть и ролет.

Тодд: Ролетные ворота.

«На основе имеющихся данных мы можем заключить, что в случае накопления множества мелких идей вероятность открытия по меньшей мере такая же, как и в случае прямого внедрения новаторских концептов», — пишут ученые.

Я не большой специалист в бизнесе и машиностроении, но это утверждение хорошо соотносится с моим писательским опытом: для меня писать — это и есть создавать связи. Взять, к примеру, этот текст. Он начался с того, что я прочлапресс-релиз о новом исследовании в «Когнитивной науке». Введение к этой работе отсылало к ряду других исследований — о кинетоскопе Эдисона и «солнечном духе» Кеплера, а также к книге про «Скачки сознания». Я прочла тексты по ссылкам и несколько связанных (а также несколько несвязанных) статей в википедии. А потом постаралась суммировать все, что узнала. Идеи этого текста не новы, но, надеюсь, мне удалось подать их по-новому.